Город мертвецов и другие истории (сборник) - Иван Грачев

Мы не сказали «Привет», а просто посмотрели друг другу в глаза, чтобы понять самое необходимое.

– Витек, можно тебя на минуту? – спросил я в гущу событий где-то в комнате, достаточно громко, чтобы было слышно.

Его кривое и красное лицо показалось из дверного проема.

– Да, дружище?

– Ты не прогулялся бы со мной до магазина?

Он вышел в коридор, я обратил внимание на то, что на его ногах красовалась уличная обувь. Не дожидаясь лишних вопросов и реплик, я вышел прочь.

Виктор догнал меня на улице. Я был неприятно трезв и осознавал каждое свое движение, каждую мысль, этого было достаточно – я просто смылся. Из меня не получилось тусовщика, ловеласа, гуляки и т. д. Однажды увидев лицо этой девушки, я уже представлял ее подле себя, если не навеки вечные, то на пару лет точно. И мне было противно, я ненавидел себя в этот момент, ведь я только недавно ощутил всю прелесть собственной глупости, наивной любви и бесконечной самоотдачи в руки близкого, на первый взгляд, человека.

И все повторяется. Моему существу не хватало лишь одной половины, а не мозаики безликих кусочков.

От кого я сейчас убежал? От своих представлений о будущем с этой неизвестной? От страхов, что она меня отвергнет?

Фу, ну нахуй, лучше я пойду напьюсь, чтобы даже не думать об этом.

Только маленький червяк в голове обнадежил тем, что на следующий день у меня еще будет шанс, ведь за несколько секунд встречи она еще не успела понять моего состояния. Успел ли я?

Неведомыми дорогами, переулками, пешком по газонам и клумбам, мы все-таки нашли небольшой магазин, в котором нам не отказали в продаже алкоголя. Стоит упомянуть, что к этому моменту мое желание немного поугасло, однако, я все-таки держал мысли в голове, они сгустились в сплошную дымку, оставив лишь очертания основного смысла. Витек долго отказывался, пытаясь убедить меня в недееспособности, но в итоге согласился на бутылку пива, я же решил убить организм окончательно и взял энергетический коктейль с 9% алкоголя и бутылку «Крепкого», даже не задумываясь о последствиях. О да! Их стоило еще как ожидать!

Коктейл шел противно даже для моего состояния, он был холодный и мерзкий, каждый глоток отзывался неприятным покалыванием, поэтому приходилось пить небольшими порциями, иначе был слишком велик риск вывалить все обратно. В дороге мы почти не разговаривали, не считая некоторых шуток, связанных с алкоголем и нашим нынешним состоянием.

– Блин, Анд-д-рей. Я в говно, – продекларировал Витек, каждую букву он выговаривал отдельно, чтобы я понимал смысл сказанного.

Он шел впереди, как более трезвый, но я все равно молча кивал, изредка соглашаясь мычанием. В состоянии, близком к овощу, я достиг полного катарсиса, мои мысли были белым холстом, натертым воском, чтобы краска сползала вниз и растворялась в одной бесцветной жиже под ногами художника. Все сущее сейчас только так и жило – под моими ногами.

Единственными вещами, которые меня заботили, были: сохранение равновесия и желание не уснуть прямо на улице. Второе было под прямой угрозой, ведь в полнейшем непонимании цели путешествия, мы рисковали не дойти обратно к квартире сестры моего попутчика. Я решил, что уж лучше я медленно, но верно, доковыляю до своей квартиры.

– Эй, ребят, бутылочку не оставите? – раздался голос справа.

Мы одновременно остановились и посмотрели в закоулок, узкий и короткий. В конце стояла помойка, а вокруг – разбросаны мокрые, гнилые обрывки газет, тряпки, осколки, бычки. И посреди всего этого сидел грязный бомж, с бородой до подбородка, он ел что-то из влажной то ли газеты, то ли салфетки, глядя на нас. В бороде отчетливо были видны кусочки пищи.

Я посмотрел на него, мои инстинкты, предрассудки и любые детали, составляющие человеческую личность, стали безразличны. Мне было противно смотреть на этого бомжа, на его грязный вид, на одежду, которая пахла хуже самого отвратительного запаха, подверженный описанию словами. Его гнилая улыбка вызывала еще большее отвращение, но даже это так сильно меня не цепляло.

Куда большую злость, чистейшее проявление гнева, я почувствовал по отношению к себе. Как в грязное и вонючее зеркало, я смотрел в него. Был ли он «подставным», или под утро можно было наткнуться на «настоящих» бомжей, которые днем прятались в специально предназначенных заведениях? Плевать, я видел в нем себя нынешнего, себя пять лет спустя, десять… Я ощутил свое прозябание в обществе настолько мерзким в своей бесполезности, что, если б я только мог, то непременно навалял этому жалкому и тупому себе.

Но я не мог. Поэтому я сказал:

– Какую? Эту? Конечно, держи! – и запустил ею прямо в голову бомжу.

Она разлетелась на остатки «Крепкого», осколки и маленькие, подобные кусочкам света, частицы. Витек остолбенел рядом. А я, решившись, направился твердым шагом к этому «кривому зеркалу». Кулаки сжимались сами собой.

От удара бутылкой, соперник повалился на задницу, что дало мне небольшое упреждение, я как раз собирался врезать ногой по заросшей башке. Я уже замахнулся, тело напряглось, как в момент удара по мячу… И через секунду я уже лежал на земле. Противник увернулся от удара, то ли это произошло от моего опьянения, то ли от неожиданной прыти оппонента, но факт есть факт – он повалился на меня и три раза ударил прямо в нос крепким и массивным кулаком. Я услышал хруст и почувствовал, как нос резко, в одно мгновение, перестал получать воздух, а горло сдавили сухие кисти.

– Даже не думай подходить! Пшел отсюда! – прозвучал хриплый рык бомжа, направленный в сторону Витька.

Я не видел происходящего, кровь брызнула на глаза и все, что попало в обзор – это малая толика бородатого лица. Он смотрел прямо на меня и, когда Витек убежал прочь (надеюсь, за помощью), то освободил одну руку и приспустил ненастоящую бороду. На меня смотрело немолодое лицо, мужчина, лет сорока. По лбу катилась капля крови, придававшая зловещий вид.

– Что, сучонок, думал, что если тебя порой побивают, то можешь так же выебываться?! – он кричал на меня, но тембр его голоса стал таким, что, я не сомневался, кроме нас двоих его больше никто не слышит. – Я ведь знаю, кто ты! О, ты удивлен, как я посмотрю! Именно потому, что я знаю тебя, я могу сейчас избить тебя до полусмерти, да еще и окажусь правым.

Дышать стало легче, ведь в его планах было избить меня до ПОЛУсмерти.

– Завтра же, точнее, уже сегодня, ты пойдешь в офис и скажешь куратору, что тебя отправил старший района, рапорт будет у него. Ты понял меня?! – не понять или не согласиться было сложно, потому что свои слова «старший района» подкрепил усиленным давлением на гортань.

– Отлично.

Он все еще не отпускал меня, может быть, думал, стоит ли меня еще бить. Я же чувствовал лишь свою голову, ставшую такой огромной и такой разбитой, ноги и руки давно отсоединились и не подавали обратной связи. Где-то раздался топот ног.

Я повернул голову, как мог, чтобы посмотреть в сторону прохода наружу.

Там стояла она… Опять… Та самая.

«Блять!» – только и вырвалось в моих мыслях.

Злость вскипела внутри меня. Мой оппонент, видимо, почувствовал это, потому что хватка ослабла. Я сразу же прокашлялся, не привыкнув к ощущению разбитого и сломанного носа. Но адреналин кипел, меня бесило, что я опять оказался пойман в тиски собственным бредом, что эта дура опять появилась невовремя, ведь она не должна видеть меня таким жалким, таким… «неподходящим». И опять смех накатывал вместо слез или ярости, вместо дрожи, вместо тошноты. Только смех, смех, смех. Я заржал и, все еще лежа на спине, воскликнул:

– На что ты смотришь!? Иди отсюда! Пошла прочь!

11

– Ты что, совсем, что ли, придурок?! Какого хрена ты думал?! Ты умышленно напал на одного из наших старших сотрудников! Это просто… вообще ни в какие ворота! Ты, так сказать, салага желторотый, идиот, дебил, вообще понятия не имеешь, что у нас за структура и смеешь вытворять подобное!

Давненько меня не отчитывало начальство. Хотя, какая разница, сейчас ситуация была вообще нестандартная. Если вкратце, то «товарищ Так-сказать» уже минут двадцать расхаживал по своему белоснежному кабинету, придерживаясь собственного, только ему известного, маршрута. Менялись лишь фразы, эпитеты, да обороты. От меня не требовалось ничего сверхъестественного, просто сидеть, понурив голову, и молча обтекать под потоками грязи, вполне заслуженной. Меня, вроде бы, не собирались увольнять, как я понял это в самом начале речи, перед тем, как началось линчевание. Как ни странно, но компании было нужно, чтобы минимальное число людей было в курсе происходящего на улицах, поэтому один бывший сотрудник, тем более уволенный по статье, мог раскрыть все инкогнито, неважно каким из миллиона способов.

Но мне было очень стыдно. Чертовски, бесконечно стыдно. Так сильно, что… Короче, пиздец, как стыдно. Неужели из-за самобичевания я упал настолько низко, что был готов просто избить незнакомого человека, кем бы он там не являлся? Одна лишь мысль сидела в моей глупой башке: